Нуменал Анцельсы - Страница 82

Обследование других протопланов и разреженного объема лакуны ничего сверхнеожиданного не дало, а лишь подтвердило предположение о том, что небулярный сюжет развивается по классическому сценарию, и рано или поздно Бычья Голова сформируется в звездную систему с набором соответствующих признаков и различий.

За годы путешествий аллонавтам не раз приходилось встречаться с явлениями из ряда вон выходящими. Это и покровы металлического снега из сульфидов свинца, теллура, висмута на денудированных поверхностях некоторых планет венерианской группы, и серные вулканы, извергающие реки ядовитых соединений, и невероятной силы ураганы в атмосферах газоконденсатных гигантов, когда реактивная скорость облаков превышает звуковую, и метановые, аммиачные, углекислотные гейзеры, фонтанирующие с такой силой, что парожидкостные выбросы преодолевают планетарное притяжение, и многое другое. Вместе с тем, то, что открылось здесь и чему предстояло открыться в ближайшем будущем, являло совершенно новый и ранее вблизи не наблюдавшийся способ реализации физических законов.

Пребывание в условиях с почти нулевой видимостью поначалу сопровождалось массой неудобств. За борт нельзя было шагу ступить без «искусственного глаза» или мощного фонаря. Внешне среда чем-то смахивала на океанскую толщу, где, мало того, что света нет, так еще и грязи сверх меры намешано. Но вскоре выяснилось: ксенородный антураж скрывает поразительный мир теней, эфемерных красот и удивительных расцветок, который умудрилась сотворить неистощимая на выдумку природа.

Пылевые цветы первым обнаружил Снарт. Это случилось еще до высадки на Сципион во время профилактического рейда в открытом космосе. Позже они встречались неоднократно и в разных местах, но рисунок соцветий ни разу не повторился. Такие цветы могли сохраняться только в вакууме, где нет ударных волн и невелико влияние гравитации. Как и другие подобного рода творения, они дрейфовали в протопланетных слоях вместе с остальной высаживающейся массой, как в виде самостоятельных обособлений, так и сростков, наростов на обломках, стяжениях или кристаллах, росли в течение миллионов лет, частично или полностью распадаясь при малейшем же на них воздействии. Особым изяществом отличались магнитные розы, которые встречались исключительно в окрестностях ферро-силициевых астеролитов — бесформенных скоплений метеоритного скрапа. Крупицы силикатов и железистых соединений, подчиняясь дотоле неведомым причудам микромагнетизма, слагали потрясающей красоты агрегаты черного, кроваво-красного, рыжего цвета, в которых без труда угадывались розетки соцветий, листья и даже стебли. Украшающие их кристаллики силикатных шпатов в свете прожекторов иризировали в синих и фиолетовых тонах, а сульфид-оксиды железа играли переливами тончайших оттенков и отсвечивали пестроцветной побежалостью. Нередко сказочные магнитоформы были присыпаны кварцевой крошкой и тогда световые лучи, преломляясь и отражаясь от хрустальных граней, еще больше усиливали цветовые контрасты. Особо запомнился случай, когда Шлейсер и Сета, изучая состав пылевой формации в окрестностях одного из периферийных протопланов, наткнулись на средних размеров астероид. На первый взгляд — ничего примечательного. Летит нечто похожее на огромную картофелину, кувыркается, с окружением не взаимодействует, на флуктуации среды не реагирует. Но так виделось только издали. Вблизи обнаружилось, что подступы к объекту буквально усеяны магнитоцветом, причем самых разных форм, размеров и оттенков. Настоящее же великолепие вид обрел в тот момент, когда аллонавты осветили ксенокласт с разных боков. В скрещенных лучах над бугристой, покрытой бахромчатой щетиной поверхностью, проявилась текстура нимба железо-каменного отшельника. Силовые дуги, одним концом касаясь закраин астероида, а другим, изгибаясь к его обратной стороне, прочерчивались нитевидными сростками тонкозернистого с жемчужным отливом пелита. После подбора соответствующего угла зрения картина удивительным образом стала напоминать гигантского паука, устроившегося на членистых фалангах в центре ажурной паутины, в ячейках которой, как пойманные мухи, застыли привораживающие небывалой красотой космоглифы. Находку тщательнейшим образом засняли, но и только. Как в этом, так и в других случаях, хрупкие порождения небулярного космогенеза рассыпáлись при первом же прикосновении. Не помогали никакие консерванты или отвердители. Поэтому, как Шлейсер ни старался, собрать букет для Сеты ему так и не удалось.

Не меньшим разнообразием отличались и EL-статы. Происхождением своим они были обязаны не магнетизму, а электростатическому полю. Каких только разновидностей среди них не встречалось: радиолусы, метавакуоли, астролярии… круглые и ограненные, изометричные и удлиненные, крошечные и размером больше «Ясона»… волокнистые, концентрически-зональные, ажурные, дендритовидные… Всего не перечесть. Состояли они большей частью из микролитов (мелких игольчатых или пластинчатых кристалликов), пепловых и стекловатых частиц, по всей видимости образовавшихся в результате плавления вещества при метеоритных столкновениях. Вели они себя смирно, но иногда светились изнутри и сыпали искрами при попытках более тесного знакомства.

Особое место в небулярной кунсткамере занимали скоротени. Так назвал Астьер вид экзотических образований, которые обнаружил при осмотре маршевых двигателей аллоскафа перед возвращением на базовую орбиту. Этот продукт космогененза представлял собой не что иное, как алмазные фибрионы, по форме и строению напоминающие «волосы Пеле» — тонкие нити вулканического стекла, выдуваемые атмосферными потоками из фонтанов жидкой магмы. Ни один из известных науке принципов и близко не подходил к условиям такого рода переустройства вещества. Поэтому вопрос об их возникновении остался открытым, хотя микровключения, похожие на синтетические алмазы, наряду с другими модификациями самородного углерода, еще раньше встречались не только в свободном состоянии, но и практически во всех разновидностях хондритов, и, несомненно, происхождением своим обязаны были каким-то взрывным процессам в космосе. Скоротени просвечивали в лучах прожекторов и не отражали света. Вот почему их не сразу обнаружили. Но в темноте, как только выключалось освещение, они на какое-то время становились видимыми, благодаря хоть и слабой, но заметной люминесценции, вызванной, как выяснилось, многократными отражениями оказавшихся внутри них фотонов. По этому свечению Астьер их и заметил, сперва подумав, что видит какие-то подобия сверхтонких электронно-лучевых трубок. Фибрионы отличались высокой хрупкостью и не выдерживали усилий на изгиб, поэтому отбор образцов потребовал особой осторожности.