Нуменал Анцельсы - Страница 64

Что это? И как сюда попало?.. Материал, из которого изготовлена фигурка, он определил сразу. Гранат. Скорей всего альмандин или пироп. Что еще? Пленка грязи на камне, взлохмаченные кончики шнура, похожего на тот, которым пользуются колонианты. По-видимому, эта штука лежит здесь давно, и не раз омывалась дождем с пепловым осадком. Он потер статуэтку пальцами и ее полированная поверхность неярко заблестела… Так ничего и не придумав, он положил болванчика в карман, после чего обшарил утес, но ничего больше не нашел.

По возвращении, он до ужина занимался систематизацией поисковых материалов предыдущего дня, потом долго согласовывал с Тибом и Арни график пользования микролетами, а уже перед сном заглянул к Филу.

Нептунолог пребывал в прекрасном расположении духа. Похоже, подводные прогулки как нельзя лучше способствовали поддержанию тонуса. Как всегда у него царил творческий беспорядок, который Шлейсер еще раньше определил для себя как беспрецедентнейший бардак. Повсюду вперемешку с незавершенными картинами валялись мастихины, муштабели разных величин, штихели, матуары и прочий инструмент, без которого он не мог обходиться, примерно, как и астроном без телескопа. Захваченный свежими впечатлениями, он был полностью погружен в работу. В руках — кусок графита и сангина . Резкими штрихами на полотне дорисовывались последние детали. Когда Шлейсер вошел, работа была уже завершена.

— Ну, как? — спросил Фил, любуясь исполненным в черно-красных тонах этюдом.

— Недурно, — оценил кампиор полуабстрактную, изображающую фрагмент морского дна композицию. — Если это взято с натуры, готов побиться об заклад: сегодня ты подвизался на предельных глубинах.

Фил расхохотался:

— Так и есть. Двести пятьдесят метров! Это рекорд. Клянусь Даиром, добиться большего на моей посудине просто невозможно!

— Прекрасно. Дзетл наградит тебя медалью… из шоколада… И приготовит торт «Глубинная реминисценция», — подыграл Шлейсер, с пониманием восприняв слова океанолога.

— Идет. С утра и закажу. Нашим охлапопусам только дай повод устроить праздник. Как мухи налетят.

Шлейсер поинтересовался обстановкой на глубине, и Фил не меньше получаса рассказывал, как в кромешной темноте, рассекаемой только светом прожекторов, безуспешно искал признаки хоть какой-нибудь живности. Ничего. Даже микроскопические формы, и те отсутствовали.

Под конец, когда Шлейсер уже собрался уходить, он вспомнил о находке на утесе.

— Как ты думаешь, что это такое? — спросил он, извлекая из кармана статуэтку.

Фила будто током ударило. Он осекся на полуслове, покраснел как вареный рак и, выпучив глаза, уставился на гранатовый талисман.

— Откуда у тебя этот рында? — через некоторое время прохрипел он.

Наблюдая за нептунологом, Шлейсер вдруг почувствовал смутное беспокойство. Он ожидал всего. Но от реакции собеседника и сам растерялся. Что случилось с Филом? Почему он так странно на него смотрит? Что его напугало?.. Он решил не говорить правду и, попытавшись принять как можно более беззаботный вид, сказал, что нашел статуэтку неподалеку от причальной мачты, когда готовил к полету микролет.

Фил уже овладел собой. Он перевел разговор на другое, но поведение его резкоизменилось. От бывшего закоперщика-бомолоха и следа не осталось. Острые колючие глазки, как буравчики сверлили Шлейсера так, будто пытались заглянуть к нему в самую душу. Он говорил о каких-то пустяках, но мысли его были далеко; вне всяких сомнений в эти минуты он что-то лихорадочно обдумывал.

Шлейсер понял: визит пора завершать. Будучи натурой восприимчивой, он умел фиксировать малейшие оттенки в поведении людей, чему его обучил еще редастр Дарбенд. Сейчас поведение и глаза Фила отражали то, чего раньше никогда не наблюдалось. Страх… Да-да, именно страх, который он всячески пытался скрыть за маской беспристрастности и плетением словес.

Шлейсер еще раз похвалил картину и даже высказал ряд критических замечаний. По его мнению, имело смысл еще поработать над деталями стаффажа и добавить синевы. После этого сразу распрощался и вышел, не забыв прихватить с собой талисман.

Эта ночь показалась ему самой длинной из числа тех, которые уже довелось здесь пережить. В голове раз за разом прокручивались подробности недавнего разговора. Вопросы вставали один за другим. Ответов не было. Заснуть удалось только под утро…

6

Следующая неделя пролетела в хлопотах, на фоне которых история с рындой как-то затушевалась, подзабылась. Все были заняты подготовкой к отчету. Согласно программе, колониантам вменялось в обязанности каждые полгода направлять в Метрополию материалы (в виде развернутых анкет) с изложением результатов собственных исследований (если таковые проводились), индивидуальной оценкой имеющей здесь место обстановки и с ответами на множество интересующих террастиан вопросов. Трудно сказать, имело ли это значение для аналитиков ТИВЖа — как-никак, на Каскадену работал целый отдел, да и сведения обо всем здесь происходящем ультиматор передавал без перебоев: раз в неделю — но правило это действовало изначально, и в Центре его не собирались отменять.

Составление отчета — событие знаменательное. В части своих исследований колонианты были сдержаны: Тиб неоднократно говорил, что результатами их трудов могут воспользоваться другие, оставив авторов с носом. И с его словами трудно было не согласиться. Разработки экстрадентов действительно могли украсть, подменить, намеренно объявить бесперспективными. Да мало ли что еще… Что же касается соображений по той или иной проблеме… Прежде всего, каждый, как только мог, старался убедить властителей от науки в полной безопасности условий Нордленда и призывал к скорейшему завершению эксперимента. Так происходило уже не раз, аргументация казалась безупречной, но… Похоже, никто в Метрополии не принимал их доводы всерьез. Действительно, ставка была очень высока. И повторная ошибка могла привести не только к новым жертвам, но и к вырождению целых генеалогических ветвей. И даже заявление Тиба о том, что он якобы находится на пороге открытия способа нейтрализации некритов, не могло сломить консерватизма однажды допустивших промах террастиан. Его вежливо просили переслать материалы для изучения в Академию наук, но он отвечал категорическим отказом.