Удар первого максимона пришелся вскользь. Последующие удары буквально изрешетили силовой экран. Расход емкости энергозащиты слайдера возрос до критического уровня. Он знал, от максимонов нет спасения. Они настолько тяжелы, что проваливаются сквозь дно любого сосуда и могут удерживаться только в магнитных тисках. Заряд максимонов высокой плотности пробивает любую защиту, отчего в свое время пострадал не один космический аппарат. К счастью, поток, не набрав достаточной силы, распался на взаимокомпенсирующиеся фрагменты, а потом и вовсе рассеялся.
Стараясь не фиксировать внимание на своем отражении, Шлейсер облегченно вздохнул. Но не успел он поблагодарить судьбу за проявленную благосклонность, как получил новый, еще более сокрушительный удар.
— Шлейсер! — вдруг донесся из коммуникатора торжествующий вопль Снарта. — Я нашел их!.. Нашел!..
— Что ты несешь?! — Шлейсер готов был разорвать его на куски. — Разворачивай корабль. Немедленно!
— Я знал: Они существуют! — не обращая внимания на приказ командора, продолжал выкрикивать свое универсал. — Всегда знал! И я разговаривал с Ними. Как с тобой. Только через самого себя. Это непередаваемо!..
Шлейсер, ничего не поняв из отрывочных возгласов Снарта, окончательно потерял над собой контроль. В голове билась только одна, невозможная, но вместе с тем единственно объясняющая пассажи взбунтовавшейся действительности мысль: «Он сошел с ума. Права была Грита. Апоптоз помутил его рассудок. Что же теперь будет?..»
— Передай управление, — взяв себя в руки и стараясь не выдавать эмоций, приказал он. — Я сам поведу «Ясон».
— Нет! — отказался Снарт. — Они ждут меня. И я должен довести нашу миссию до конца.
А дальше последовало такое, от чего у Шлейсера вообще глаза полезли на затылок. «Ясон», взмахнув распустившимися пантографами и стремительно набирая ускорение, ринулся в глубину квазиконтинуального чрева.
— Снарт, остановись! — все еще не теряя надежды, простонал Шлейсер. — Не делай этого!..
— Я открою вам новый мир! — донесся до него забиваемый помехами крик. — Заставлю поверить в невозможное!..
По мере роста разделяющей аллонавтов дистанции стали набирать силу структурные искажения в пространстве, отчего голос универсала звучал все тише.
Онемевшими пальцами Шлейсер до предела форсировал движитель и рванул следом.
Еще немного, и «Ясон» вошел еще в какую-то отметившуюся на радаре область неоднородности. Послышались душераздирающие крики: то ли Аины, то ли Гриты — не разобрать. Картина на экране потускнела. Оборвалась связь с Сетой.
Много чего довелось повидать Шлейсеру. Обстановка не раз складывалась для него крайне неблагоприятным образом. Но то, что открылось в следующие мгновения, вообще описанию не поддавалось.
Кажущийся до этого воплощением мощи и непревзойденного совершенства «Ясон», вдруг заметался как щепка в бурунах, а затем раздираемый какими-то немыслимыми силами стал разваливаться на части.
Какое-то время Шлейсер остановившимся взглядом наблюдал за происходящим. Чувства отключились. Сознание если и тлело, то на грани беспамятства.
Между тем слайдер тоже пересек ту самую вроде бы неосязаемую, но упругую границу. Лицо, если конечно то что отражал рефлектор можно было назвать лицом, вспыхнуло от прилива крови. В ушах разлился звон. В позвоночнике что-то хрустнуло. Икры свела судорога. Сократились сухожилия, отчего голова вдвинулась в плечи, а кисти рук скрючились как у конченного полиомиелитчика.
Отчаянно засигналил тенденсатор, извещая о критическом изменении пространственного габитуса, после чего с экрана исчезли остатки «Ясона», за которыми он все еще продолжал гнаться. Лишившись последнего узнаваемого в «черном тумане» ориентира, идентификаторы поисковой системы смешались в скопище нуменальных клонов, а миарт стал проецировать на экран хаотичную, лишенную смысла картографию.
В следующий момент грудь вывернуло так, что на спине сошлись лопатки, морду лица еще больше перекосило, уши оттопырились, а глаза вылезли из орбит. Если бы не КЗУМ, его бы уже разорвало изнутри и переломало кости. Послышался треск. Трещало все: обшивка корпуса, приборы, детали интерьера. Так бывает разве что в условиях сверхдавления или при запредельных ускорениях. Казалось, вот-вот начнутся необратимые деформации. Но Шлейсера это уже не волновало. Единственное, что тогда ему хотелось, так это умереть, рассеяться в прах, обратиться в пучок инстантонов.
— Внимание! Объявляется состояние «зет»! Параметры поля не соответствуют уровню сохранения целостности молекулярных структур… Повторяю… Объявляется состояние «зет»!..
Сперва он не понял чей это голос. Потом дошло: «Это же миарт. Только к кому он взывает? Поздно… „Ясона“ уже нет. Значит нет и пути к спасению…» Усилием воли Шлейсер перевел управление слайдера в форс-режим и застыл в эйдетическом оцепенении.
Как и следовало ожидать, рассчитать траекторию полета оказалось невозможно. Миарт, также как и чуть ранее исинт аллоскафа, перестроился в режим n-мерности. В метатропном мороке, кроме равномерно распределившихся на небесной сфере копий ксеноида, других признаков различий не наблюдалось, а если что и выделялось, так это беспорядочные потоки квазичастиц и вкрапления пустоты на холсте еще более разреженной пустоты.
Тем временем влияние анормальных эффектов продолжало усиливаться. Кажется, слайдер был уже на грани смещения в раздел внепричинных связей, условного времени и условных величин. Структурные искажения достигли такой степени, что окончательно утратили смысл каноны геометрического языка. Поступающая информация уже не поддавалась актуализации, хотя миарт все еще пытался совместить несовместимое, согласовать несогласуемое, обязать к исполнению необязуемое, привлечь для анализа непривлекаемое и наконец отторгнуть то, что до этого было неотторгаемым. Воистину, более впечатляющую чем сотворенную этим метатропным Гадесом несимметрию, невозможно было представить. Все то, что можно было назвать «окружающим миром», превратилось в полный неузнавариум. Кругом пустота. И в этой пустоте — только неистовствующее мессиво микропорций вещества, энергии, гравитации, обрывки полигенных, в том числе и темпоральных полей, где уже не разделяются такие понятия как «меньше», «больше», «раньше», «позже». И как теперь все это понимать? Как агонию распада некогда сформировавшегося суперпланкеона? А может наоборот, это и есть кровь вселенной, циркулирующая в артериях трансцендентности?.. Развертка наследственной программы, уложенной в умонепостижимые гены?.. После такого, если уцелеешь, невольно станешь пассеистом…