Неожиданно с орбиты поступил сигнал. Астьер извещал: в космическом небе собирается гроза. Ранее, находясь на отдалении от цели исследований, аллонавты могли лишь условно наблюдать циклопические пертурбации небулярного климата. Отдаленность природообразующего действа и сверхсовершенная защита «Ясона», в известной мере притупили мысли о самосохранении. Поначалу ни Шлейсер, ни Снарт не оценили степень надвигающейся опасности. Когда же поняли, что к чему — возвращаться на «Ясон» было поздно. Из глубины «межпланетного» пространства надвинулась громаднейшая туча ионизованного водорода. Почему ее не заметили раньше? Газовый покров оказался настолько прозрачным, что не проявился ни в одном из следящих диапазонах.
Перемены не заставили ждать. Сперва подскочил уровень электростатического поля, Потом изменились флуктуации космофона. К оболочке КЗУМ-скафандров, преодолевая нейтрализующее действие антистатов, стали прилипать частицы грунта. От пиранометрических датчиков поступило предупреждение — плотность истекающей с небес радиации достигла угрожающего уровня… Следом ожили талассоиды. От ударов первых молний взметнулись огромные столбы пыли и раскаленных испарений. Небулярный Зевс, размахивая огнеметной палицей, вышел на обход своих владений…
Ситуация с каждой минутой усложнялась. Это «Ясону» на орбите ничего не грозило. А вот слайдер на открытой местности — идеальный электроразрядник. И случись что — не помогут никакие адаптеры.
Используя складки рельефа и снизив до предела высоту, Шлейсер направил аппарат к обнаруженной радаром возвышенности, смутно проступавшей сквозь пылевую завесу на горизонте. Единственным местом, подходившим под укрытие, оказался вырыв в скале — похоже, след метеоритного удара.
Астьер прислал еще один контейнер. Теперь запаса кислорода и продовольствия хватало с избытком. Оставалось одно: спрятать слайдер, разместить груз и как можно быстрей выставить по периметру терракторы для установки силового экрана.
В отличие от Шлейсера, Снарт и думать забыл об опасности. Еще ранее он увлекся экспериментальным модернизмом в области ядерной физики и в перерывах между инфортациями не упускал возможности — а ему как кампиору никто не мог отказать — поохотиться за всякого рода мета-псевдо-квазиобитателями виртуального мира, которых нередко вылавливали из подпространственных разделов операторы микро-мезотронных устройств. Несмотря на запрет Шлейсера покидать расположение импровизированного лагеря и рискуя в любой момент превратиться в обугленную головешку, Снарт успел таки расставить среди торосов идентификаторы частиц и ловушки квантов. И как раз вовремя. Один разряд мгновенно превратил в груду обломков опорожненную емкость грузового контейнера, второй ударил в основание эскарпа, на вершину которого он только успел вскарабкаться. Выбиваясь из сил и оступаясь на острых гранях ледяных глыб, кампиор заторопился в укрытие. Позже он рассказывал: от перенапряжения у него перед глазами замельтешили огненные сполохи, дыхание сорвалось и перешло в натужный хрип, а ноги, несмотря на малое притяжение, будто налились свинцом и отказались повиноваться.
Впоследствии запись показала: плотность замешанной на электричестве пылевой завесы достигла таких значений, что элементы рельефа просматривались только в рентген-диапазоне. На полуслове оборвалась связь с орбитой. Где-то рядом со Шлейсером садануло так, что поверхность под втиснутым в расщелину слайдером закачалась, как при землетрясении. Потом еще… В развалах взломанной коры маскона вспыхнули огни Эльма, а сверху посыпались хлопья причудливо закристаллизованного газа.
Снарт уже ни на что не рассчитывал и готовился к худшему. Что-то толкнуло его в спину. Да так, что он отлетел на пару десятков шагов и угодил в метановый бочаг, заполненный ледовым крошевом. Краем глаза успел заметить, как в то место, где он только что стоял, вонзился крупный ксенолит. Попытка выбраться на сухое к успеху не привела, а лишь усугубила и без того незавидное положение. Сверхтекучая жидкость не оказывала сопротивления, но и не являлась опорой. От неосторожных движений тело, и так наполовину завязшее в скопившемся на дне студнеподобном гель-кондесате, еще больше погрузилось в трясину. Вдобавок ко всему из-за чудовищной силы ЕМ-всплесков вышла из строя система автолевитации.
«Все… конец…», — подумал Снарт, когда кусочки переохлажденной и сверхнаэлектризованной шуги заколотили в стекло шлема… Но тут какая-то сила рванула его вверх. Еще несколько мгновений… и он, беспомощно шевеля конечностями, повис над изменившейся до неузнаваемости поверхностью.
Сквозь шум помех пробился голос, больше похожий на рев разъяренного медведя:
— Идиот!.. Болван!.. Тупица!.. — это Шлейсер, совершив маневр на грани невозможного, гравистатом намертво пристегнул Снарта к днищу слайдера.
— Кретин безмозглый! — продолжал бушевать Шлейсер. — Отродье кометы треххвостой!..
— Нат… — счастливо выдохнул Снарт, пожалуй, впервые за последние два года назвав товарища по имени и внимая проклятьям как самой сладостной музыке. — Что бы я без тебя, стервеца, делал…
Гроза продолжала бушевать без малого двое суток. Более того, вскоре она усилилась. Может, и не весь планетоид, но, по крайней мере, значительная его часть превратилась в сущий ад. Если к сполохам, ранее беспрестанно озаряющим даже самые отдаленные уголки небосвода и заменяющим здесь звезды, уже в какой-то мере привыкли, то наблюдать вблизи разряды таких масштабов и такой мощности случилось впервые. Длина искры у молний достигала размеров земного материка при диаметре плазменного шнура десятки-сотни километров и температуре сотни тысяч кельвинов. Как правило, они были двойными и сопровождались стримерами — менее крупными многоканальными разрядами. Стримеры под разными углами вонзались в ощетиненную застругами поверхность планетоида, испаряли целые озера и оставляли после себя те самые «дыры» километровой глубины, назначение которых они сперва не могли понять.