Нуменал Анцельсы - Страница 72

Обстановка на подземном этаже была удручающей. От былой стерильности и следа не осталось. Везде пепел, сажа, оплавленные куски полусгоревшего органопластика… вонь, какая бывает разве что при сжигании отбросов. Помещение, где Арни развел костер, который затем же и тушил, раскидывая головни и угли, обезображено — дальше некуда. Остальные боксы выглядят получше, но запах гари, кажется, пропитал все: от мебели до стен, потолка и пола. Хорошо еще, что температура не поднялась до критической отметки, и не включились химические пламегасители. Тогда пришлось бы восстанавливать весь этаж и менять большую часть обстановки. А кто бы стал это делать? И за чей счет?..

Наказание последовало незамедлительно. Уже на следующее утро ультиматор вынес «приговор». Арни отлучался от пользования транспортом на месяц (к тайной радости Шлейсера), причем — небывалый случай — даже в качестве пассажира. Как проводилось такое решение в жизнь? Очень просто. У аппарата, в который садился провинившийся, просто не включался двигатель. Решения исинта не отменялись и не пересматривались. И если бы нарушитель даже совершил какое-то особо выдающееся действие, это ни на секунду не сократило бы срок его наказания.

На исправление последствий дурацкой, иначе не назовешь, выходки майора ушло три дня. Дзетл не вылезал из бункера и выскоблил там все, как только мог. Остальное предстояло довершить системе саморегуляции. По расчетам Шлейсера в прежнее состояние подземное хозяйство вернется месяца через три-четыре. По предложению Рона консервацию андерграунда решили продолжить и впредь туда не соваться. По его выражению, все в избытке насмотрелись инклюзива и чувственно обозначились в его отношении. Последнее, конечно же, касалось Арни, которого мысленно все костерили и проклинали на чем только свет стоит.

11

Непогода как нельзя лучше располагала к обследованию окрестного космоса. Орбитальный телескоп перемещался таким образом, что позволял в полной мере обозревать как южную, так и северную часть неба. В лаборатории кроме Шлейсера никого не было. Устоявшуюся тишину позднего вечера прерывали только характерное «глюканье» при автоперенастройке компьютерных блок-программ, да порывы шалого ветра, пуляющего в окно зарядами дождевой шрапнели.

Он настроил мониторы на канал спутниковой связи и прежде всего отрегулировал изображение. Обзор планеты велся с разных расстояний: от двухсот до сорока тысяч километров, причем часть экспозиций оставалась неизменной, а часть менялась в зависимости от движения спутников по орбите. Система наблюдений была сформирована таким образом, что оператор с помощью метода видеограмметрии в любой момент мог получить трехмерное цветное воспроизведение. При этом создавалась полная иллюзия полета над местностью. Изображение можно было увеличить или остановить (при съемке с движущегося спутника) для наблюдения интересующего места в записи. Шлейсер бросил взгляд на один из экранов, отображающий картину южного материка в переходной зоне дня и ночи. Над пепельно-серым серпом планеты разливалась черная пустота, на фоне которой выделялись рубиновые точки других спутников. Серп постепенно утончался и вскоре исчез. Из-за края окруженного зеленоватой атмосферой диска брызнул расплавленный металл. По Эстерии мерной волной покатил рассвет. Он включил детерминальный логистр. Экран залил бликующий золотистый фон, напоминающий морской песок в солнечный день, видимый сквозь толщу воды. Как и следовало ожидать, прибор не обнаружил на каменистой поверхности материка никаких признаков аномальности из числа тех, которые не были бы занесены наукой в порталы непреложности или хотя бы вероятности.

Шлейсер разочарованно вздохнул и вызвал на экран изображение небесной панисферы с траекторией телескопа. Аппарат двигался в сторону надира. Его положение позволяло еще шесть-восемь часов наблюдать южное небо. Он уточнил координаты спутника, отметил на панисфере сектор обзора и включил систему идентификации. На экране анаглиматора, вместо изображающей осень в Саянах декоративной заставки, материализовалась голограмма, а в ней высветилась стилизованная под демонстрационное пособие карта тысячепарсекового имприкатора .

Он добавил разрешения. Картина изменилась, стала более натуральной. В глубине галактической ночи обозначились контуры созвездий, проявились пульсары — главные космические маяки. Конечно, здесь не было таких условий, как на «Ясоне». Тем не менее, возможности телескопа позволяли вести наблюдения во многих диапазонах, естественно, кроме гравитационного, нейтринного, ядерно-резонансного и флуктуационного. Снова включился логистр. И опять экран приемного устройства затянуло золотисто-перламутровым туманом. Спектральный зондаж, как и прежде, ничего не дал. В регистрах метаморфности и стохастичности космос тоже был узнаваемым и осознаваемым.

Даже трансцеденталы, природа которых пусть и оставалась непонятной, но в определенной мере отвечала хоть какой-то абстрактной модели, даже малейшим пятнышком не выделялись на ровном, до предела алогизированном поле. Никаких следов аномальности из числа надконтрольных известным или хотя бы предполагаемым взаимозависимостям Макромира. И в то же время — некриты! Совсем рядом! Их даже можно потрогать и проводить над ними опыты… если, конечно быть сумасшедшим или, как говорит Тиб, ничего не бояться.

Впрочем, он тоже ничего не боялся. Как-то постепенно и незаметно, еще задолго до релегации, космос перестал быть для него пустотой. Холодный вакуум превратился в некое невидимое и неосязаемое полотно, вытканное из тончайших волокон излучений, силовых полей и материальных взвесей. Только, вот, поможет ли сенсорика сверхтонких биомодуляций выделить в переплетении космических течений признаки носителя губительной напасти? Да и там ли следует искать?..