Нуменал Анцельсы - Страница 160

160

Кампиоры молчали, ожидая продолжения.

— Мой план прост, но он потребует максимальной концентрации, — продолжил командор после того как вирт-система, имитируя критическую ситуацию, наглядно отобразила аллоскаф в роли таракана под колпаком. — Астьер прав. Надо составить цепь. Только звеньями в цепи будут выступать не зонды, а мы сами. У нас есть три слайдера. Надежные, испытанные аппараты. Выставим их один за другим. Тогда «Ясон» сможет продвинуться раза в четыре дальше.

— И что потом? — стараясь не выражать эмоций, поинтересовалась Грита.

— Не знаю, — откровенно признался Шлейсер. Скорей всего, это максимум того, что удастся сделать. Но выше головы не прыгнешь. Отработаем этот вариант. Сперва потренируемся. А там возможно и другие мысли появятся.

Снарт не скрывал разочарования.

— Обидно, — сказал он, подводя черту. — Редчайшая возможность. Можно сказать, уникальный случай. И такой идиотский финал!.. Знаете, что мне напоминают наши действия? — он едко засмеялся. — Попытку комара овладеть слоном.

— Уймись, — осадила его Аина. — Радуйся, что хоть такой шанс представился. При этом есть надежда выбраться отсюда. Или тебе больше по душе вечный пикник под сенью звездного поп-арта?..

После недолгого обсуждения план Шлейсера был принят. Единственное что вызвало спор, так это вопрос распределения ролей. Каждый хотел быть только впереди и первым совершить открытие вселенского масштаба, хотя толком никто не представлял в чем оно должно выражаться.

В конце концов решили так: сперва устроить тренинг вокруг фильеры, а уже потом определиться, как выстроить последовательность…

На подготовку вылазки ушло около месяца. Первым в открытый космос вышел Астьер. Опасения кампиоров не подтвердились. Структурные искажения как за пределами силового экрана, так и на борту «Ясона» были одинаковыми. Впрочем, этому не стоило удивляться. Защита аллоскафа могла экранировать все что угодно, но только не корректировать геометрию пространства, какой бы она не была.

Нуменал продолжал удивлять. К его непредсказуемости невозможно было привыкнуть.

Исследование окрестностей фильеры не только пролило свет на природу этого несомненно квазиконтинуального объекта, но и поставило перед испытателями целый ряд неразрешимых вопросов. Уже никто не оспаривал тезис, что астроподобная кутикула могла представлять собой еще и «теневой» альконт, несконденсированный фридмон, контактную межпространственную протрузию, галактический центр высаживания экзотических осадков (всякого рода «темноты») или сгусток предполагаемой у некоторых видов сфейтерских галактик антинейтральной массы.

Эфир тоже вел себя более чем странно. Два его главных наполнителя (космический и квантовый вакуум), сливающиеся в стандартных условиях в одну субстанцию, здесь разделились. Плотность энергии квантовой составляющей оказалась отличной от нуля. «Размазанный» по объему метазоны, характеризующийся ненулевой космологической константой гетероген, во много крат активизировал притяжение локализованной в нуменале материи и, возможно, именно этим объяснялось несоответствие между содержащейся в нем массой и тяготением.

Углубляться в ному остерегались, дабы ненароком не пересечь что-нибудь подобное швардшильдскому радиусу в гравитации. Но и барражирование вокруг фильеры тоже было чревато последствиями. Чем чаще выходили в метакосм, тем в большей мере раскрывался чудовищно сложный, большей частью недоступный пониманию мир. По всему выходило — именно здесь пролегала граница, отделяющая познаваемое от предельной алогвенты Бытия.

Вследствие анизотропии пространства, в метазоне оказался нарушенным закон сохранения вращательного момента. Поскольку ни одно из находящихся там тел не могло покинуть пределы системы, все они (если когда-то и были), растворились в недрах ксеноида. Ни планет, ни пылевых облаков, ни газовых туч, ни метеоритных потоков здесь не было. А значит, если чего и следовало опасаться разведчикам, то разве что вакуумных извержений, энергетических разрядов или еще чего-то такого, от чего здравомыслящему инфорнавту мозги набекрень скрутит.

Несколько раз Шлейсер наблюдал на границе видимости какие-то подвижные мегаструктуры, смахивающие на растекающиеся по фибрам силовых полей струи сверхпроводящей плазмы. В целом же, материальные объекты не препятствовали перемещению космиадоров, поскольку таковых, разве что кроме рассеянных в метавакуунариуме тектитов и квазиматериальных нанокомопозиций просто не было.

Тренировки велись с переменным успехом. Несколько раз образуемая слайдерами цепь готова была разорваться. Максимум, чего удалось добиться, так это растянуть коммуникацию на шесть световых минут. И то лишь по поверхности ксеносферы. Тенденсаторы предсказывали: с глубиной расстояние связи сократится минимум как вдвое. Метафора Снарта об отношениях комара со слоном, обещала вернуться еще более емким сравнением: вальсирование амебы с титанозавром. Иными словами, расстояние только до нуменальной короны более чем в сто раз превышало возможности космиадоров. И это без учета усиления с глубиной метатропизма по нарастающему принципу.

В подготовительных полетах участвовали все, кроме Гриты. Культуры продолжали интенсивно эволюционировать. Грита забыла про сон. Исходная Gafedia muscus разделилась на ряд самостоятельных подвидов с девяти-семнадцатигональной симметрией. Более того, поскольку подавляющая часть пронизывающих метакосм частиц с ненулевой массой оказалась лишенной спиральности, то нарушился не только «лево-правый» баланс в нарождающихся биомолекулах, но и сам принцип формирования витакинетического информагена. А это в свою очередь активизировало «теневую» часть генома биоструктур. Культуры, причем аномальных размеров, мутировали так, что Грита не успевала регистрировать вырабатывающиеся неогенные признаки. И хотя об обоснованном прогнозе не могло быть речи, артинатор предупредил о возможности самозарождения какой-нибудь особо мерзостной патологии, подразумевая, что из ста триллионов содержащихся в телах кампиоров клеток, только десятая доля характеризует их как вид.

160